Любопытственно...

27.11.2014 в 14:51

Пишет  Понка:

Сегодня разрешился вопрос, который меня не то чтобы долгое время мучил, но периодически заставлял задумываться.
Дело в том, что в Финляндии наказание за угловные преступления иногда, на мой взгляд, вообще никак не коррелируют с тяжестью деяний. Например, за финансовые махинации можно влегкую загреметь на семь-восемь лет, а за изнасилование или растление можно получить года три-четыре, из которых половину скосят по амнистии. На мой взгляд, в общечеловеческом масштабе насильник совершает куда более тяжкое преступление, чем чувак, сумевший выудить у государства сотню-другую тысячонок конвертируемой валюты. Судьи, тем не менее, часто считают иначе.

Сегодня выпало пообедать с одним любопытным человеком. Он — сотрудник пенитенциарной службы. Рассказал мне, в числе прочего, занятную вещь. Несправедливо "короткие" на взгляд обывателя приговоры имеют под собой обоснование, корни которого лежат в психологии. Оказывается, что люди, срок отсидки которых не превышал два года, гораздо реже совершают повторные преступления, чем тем, которые сидят по пять и более лет. А все дело в том, что первые полтора года, в особенности для впервые попавшего за решетку, — это невыносимо тяжелое для психики время. Когда человек выходит на свободу после полутора лет в тюрьме, он помнит только негатив и не хочет повторения этого опыта. За пять лет психика успевает адаптироваться, по сути, жизненный центр смещается со свободы на несвободу, и после того, как человек оказывается на воле, обычная жизнь доставляет ему дискомфорт. Сдерживающего фактора в виде страха уже нет, потому что психика успела приспособиться к существованию за решеткой.

Поэтому судьи в целях профилактики склонны сроки занижать, а не наоборот.

Я, конечно, знала, что долгое время пробывшие в заключении люди плохо адаптируются к нормальной жизни. Но вот подоплека вопроса как-то не приходила в голову. Занятно.

---

23.11.2014 в 23:43

Пишет  .Sion.:

Как я выгляжу перед человеком, который мне нравится.
Ожидание:
Реальность:

---

По интернету бродит новая зараза - говорят, если посмотреть на эту картинку и загадать желание, в ближайшие несколько дней оно сбудется. Ну, попробуем, чего терять-то?

---

*_*

15.11.2014 в 17:40

Пишет  некромантдолгулдура:

---

Тим Бартон "Большие глаза", трейлер

Фильм расскажет историю художницы Маргарет Кин, прославившуюся в 50-х своими картинами, изображающими большеглазых детей и ставшими одним из первых примеров успешного распространения искусства на массовом рынке. Драма покажет пробуждение самосознания художницы на фоне феминистского движения, что, в конечном счете, приведет ее к судебной тяжбе с мужем, который пытался заявить свои права на ее работы.

---

Сэр Майкл Скотт, шотландская сказка

Сэр Майкл Скотт из Балвери был самым великим магом, или, как еще говорят, волшебником, каких только знала Шотландия.

Рассказывают, что верными слугами его были духи преисподней, причем одного из них подарил Скотту сам сатана в обмен на его тень. И с тех пор сэр Майкл и вправду перестал отбрасывать тень.
Даже вороной скакун сэра Майкла был не простой, а волшебный.

Случилось однажды, что король Шотландии Александр III послал сэра Майкла ко двору французского короля с важным поручением: добиться кое-каких уступок, на которые король Франции не хотел соглашаться.
— Я бы посоветовал вашему величеству пересмотреть ваши требования, — строго сказал сэр Майкл французскому королю.
Но король Франции ничего не знал о великой силе сэра Майкла Скотта и нисколько не испугался угрозы, прозвучавшей в его голосе. Он только покачал головой.
— Даю вам несколько минут на раздумье, пока мой вороной конь не ударит трижды копытом у ворот вашего замка, — сказал сэр Майкл.

Король и его приближенные так и прыснули со смеху от слов этого заморского выскочки. Однако смех их потонул в громком эхе — это вороной конь сэра Майкла ударил копытом по каменной мостовой перед воротами замка.

И тут же в ответ зазвонили колокола по всей Франции. Большие колокола громко бухали, маленькие тоненько перезванивались. Честные люди, разбуженные колокольным звоном, повскакали со своих постелей, разбойники с большой дороги все попрятались, а пирующие, не успевшие пригубить вино, так и застыли с кубками в руках. Даже птицы попадали из своих гнезд. Все разговоры в стране смолкли: невозможно было расслышать ни слова в таком звоне и грохоте.

Колокола перестали звонить, только когда вороной конь сэра Майкла во второй раз ударил копытом по каменной мостовой.
От второго удара попадали высокие башни королевского замка.
— Довольно! — вскричал король. — Я передумал! Скажи своему господину, что я на все согласен.
В ответ сэр Майкл низко поклонился французскому королю, чтобы спрятать торжествующую улыбку на своих губах.
Что и говорить, король Александр имел все основания быть тысячу и тысячу раз благодарным своему посланнику.

И вообще, лучше было не сердить сэра Майкла Скотта. Он умел доставлять большие неприятности тем, кто чем-либо раздосадовал его или вызвал его гнев, в чем однажды на собственном опыте убедилась жена одного фермера.
Случилось как-то, что, охотясь в лесу, сэр Майкл вдруг почувствовал сильный голод и, увидев невдалеке фермерскую хижину, отправил своего слугу попросить для себя кусок хлеба.

Слуга постучался в дверь и, когда хозяйка открыла ему, попросил у нее ломоть хлеба для своего хозяина.
— Нет у меня хлеба, — грубо ответила фермерша.
Слуга принюхался и явственно услышал запах свежего хлеба, а заглянув в дверь, увидел пылающий очаг и железные сковороды, на которых пекут хлеб.
С этим он и вернулся к сэру Майклу.
— Хозяйка говорит, что нет у нее хлеба, — сообщил он, — но она неправду говорит. Когда она отворила мне дверь, я сразу услышал запах свежего хлеба.
Сэра Майкла Скотта очень разгневало такое сообщение. Он вытащил из кармана костяшку, или, как еще называют в тех местах, чертов палец, и велел своему слуге вернуться в хижину и незаметно спрятать эту штуку в щель за дверной притолокой.

Не успел слуга выполнить приказ своего господина, как волшебные чары уже начали действовать. Как раз в эту минуту фермерша наклонилась над очагом, чтобы снять с огня последние хлебы, и вдруг ни с того ни с сего ей ужасно захотелось плясать. Она закружилась по кухне, притопывая и разводя руками, и при этом еще запела:
С чем слуга сэра Майкла пришел, С тем и ушел, с тем и ушел...
А муж фермерши с самого утра работал в поле. И вот он подумал: чего это жена так долго не несет ему обед? Стояла самая жаркая пора — сбор урожая, фермер устал и проголодался. Его помощнику дочка давно уже принесла кувшин с пивом и хлеб, а фермерша все не шла. И фермер попросил девушку, чтобы на обратном пути домой она заглянула к его жене и напомнила про обед.

Девушка вернулась в деревню и постучала в дверь фермерской хижины, но никто ей не ответил, хотя она слышала там шум и топот. Судя по всему, фермерша была в приподнятом настроении, потому что она весело распевала во весь голос.
— Послушай-ка, хозяйка! — крикнула девушка. — Твой муж просил узнать, не забыла ли ты про обед. И велел тебе поскорей нести его в поле!
Шум и пение в хижине продолжались, но ответа девушка так и не получила. А потому она сама открыла дверь и вошла в кухню. Не успела она переступить через порог хижины, как ее тоже охватило желание поплясать, и она вместе с фермерской женой закружилась в бурном шотландском флине.

Прошел час, но ни девушки с каким-нибудь известием, ни жены с обедом фермер так и не дождался и решил сам пойти узнать, что стряслось. Подойдя к дому, он не вошел сразу в кухню, а сначала заглянул в окно.
Что же он увидел?
Его жена вместе с девушкой как безумные скакали по кухне.
— Хватит дурака валять! — закричал фермер. — Где мой обед? Сейчас не время веселиться.
Он в сердцах распахнул дверь и шагнул на кухню. Но не успел он опомниться, как уже плясал вместе с двумя женщинами, стараясь лишь не отставать от них и сбиваться с такта.

Таким образом, вместо соло, а потом дуэта теперь в хижине уже отплясывало бурное трио.
Негостеприимная фермерша осипшим голосом продолжала петь:

С чем слуга сэра Майкла пришел,
С тем и ушел, с тем и ушел...

Весь этот день сэр Майкл Скотт охотился в лесу, а когда спустились сумерки, слуга напомнил ему:
— Интересно, как она там пляшет, эта фермерша?
— Ты, верно, хотел сказать, как они там пляшут, эта славная троица? — поправил его сэр Майкл, у которого был свой способ узнавать, где что делается. — Что ж, думаю, она уже получила свое. Теперь можешь вернуться и вынуть чертов палец из-за дверной рамы.

Слуга выполнил все в точности, вытащил чертов палец из-за притолоки, и пляшущая троица тут же упала без сил на пол и проспала, одни говорят — семь дней, а другие — целую неделю.

@темы: пятничная сказка, friday tale

---

Прекрасное)

13.02.2012 в 10:50

Пишет  Janusz Cienkowski:

Однажды учитель сказал юному Лю:
- Лю, ты дурак!
- Сам дурак! – немедленно ответил Лю.
- Воистину, ты понял дзен! – восхищённо воскликнул учитель.

Читать дальше?

*****

Юный Лю был так близок к просветлению, что уже мог творить чудеса. Однажды, медитируя на Луну, он воскликнул:
- Именем Будды, упади!
Луна со скрежетом оторвалась от неба, рухнула вниз, ну и, натурально, раздавила юного Лю в лепёшку.
- Ну не дурак, а? – сказал Учитель.

*****

Однажды к Учителю пришёл богатый торговец из города.
- Учитель, - смиренно сказал он. – Я не претендую на просветление, но объясни мне хотя бы вкратце, что такое дзен?
- Ты ремонт в доме когда начал делать? – спросил Учитель.
- Пять лет назад, - ответил торговец.
- Ну и когда думаешь закончить?
- Ох, даже и не знаю, - вздохнул торговец.
- Вот это и есть дзен, - заключил Учитель.

*****

Однажды Учитель проходил через некую деревню. Поселяне узнали его и робко попросили прочесть проповедь. Учитель охотно согласился.
Проповедь его была прекрасна. Учитель изощрённо витийствовал и ораторствовал. Он сыпал цитатами из священных сутр, приводил высказывания патриархов, перечислил сто имён Будды, временами, увлекшись, переходил на санскрит. Добрые поселяне не поняли вообще ничего, но несколько раз услышали слово «воздержание».
Личность Учителя была так велика, что слушатели всерьёз задумались об аскезе и святости. Но.
Через два часа добрые поселяне обнаружили Учителя на площади. Он орал песни, был в дупель пьян и обнимал сразу двух гейш.
- Как же так, Учитель? – спросили потрясённые этой картиной добрые поселяне. – Ведь ты только что говорил нам о воздержании?
- Ну д-да, - подтвердил Учитель. – Я гв-ворил, ик! о том, что воздержание вредно…

*****

- Предметом для медитации может быть что угодно, - говорил Учитель. – Пламя свечи, осколок камня, стебель бамбука. Да хоть грязное кимоно!
- Учитель! – поднял руку юный Шань. – А можно, я буду медитировать на чашу сакэ?
- А вот этого не надо, - хмуро сказал Учитель.
- Почему? – удивлённо спросил юный Шань.
- Голова утром будет болеть.

*****

Однажды ночью в провинции, где располагался монастырь, прошёл сильнейший снегопад. Утром ученики, пробираясь буквально по пояс в снегу, собрались в зале для медитаций. Учитель начал свою речь так:
- Вы ищете просветления. Скажите мне, как дОлжно вести себя истинно ищущему в такой снегопад?
Один из учеников сказал:
- Следует молиться об оттепели.
Другой сказал:
- Нужно сидеть в своей келье, а снег пусть идёт своим путём.
Третий сказал:
- Истинно познавшему дзен должно быть совершенно всё равно – есть ли снег, нет ли снега…
Учитель сказал:
- А теперь послушайте меня.
Ученики приготовились внимать величайшей мудрости.
Учитель обвёл их нехорошим взглядом, не увидел ни в ком даже искры понимания, вздохнул и сказал:
- Лопаты в руки – и вперёд!

* * * * *

Как-то раз юный Сяо пришёл проситься в ученики. Учитель спросил его:
- Что такое дзен?
В ответ юный Сяо дотянулся до драгоценной вазы, стоящей на столе Учителя, и грохнул её об пол.
«Дзен-н-н-н-н!» разнеслось по залу гулкое эхо.
Учитель подумал и сказал:
- Тоже вариант.
И взял юного Сяо в ученики.

* * * * *

Однажды Учителя спросили:
- Скажи, о мудрейший. Если повозка застряла в грязи, что лучше делать? Хлестать волов кнутом, подкладывать доски под колёса, или раскачивать повозку изо всех сил?
Учитель улыбнулся своей нехорошей мудрой улыбкой и сказал:
- На джипе надо ездить, в натуре.
И попробуйте возразить.

* * * * *

Однажды ученики несколько суток подряд медитировали на текущую воду. Наконец, один из них заметил куда-то идущего по своим делам Учителя. Ученик робко приблизился и, отвесив положенный поклон, сказал:
- Учитель! Мы медитируем уже три дня, но ни на шаг не приблизились к просветлению!
Учитель подошёл, посмотрел, хмыкнул, перекрыл вентиль и вызвал сантехника.

* * * * *

Однажды к Учителю пришёл один склочный вайшья.
- Учитель! – сказал он. – Ты дурак!
- Сколько времени ты шёл к моей хижине, чтобы сказать мне это? – спросил Учитель.
- Месяц, - ответил вайшья.
- Ну и кто из нас после этого дурак? – вежливо ответил Учитель.

* * * * *

Каждое утро Учитель читал проповедь, сидя под деревом боддхи. Как-то раз, придя к положенному сроку, ученики Учителя не увидели.
Прождав до полудня, они разошлись по своим делам.
На следующее утро Учитель сидел под деревом, как всегда.
- Скажите, Учитель, - спросили его ученики, - почему вас вчера не было?
- Я был здесь, - грустно ответил Учитель.
- Но мы вас не видели… - растерянно сказали ученики.
- Люди вообще не любят смотреть вверх, - грустно сказал Учитель и снова полез на дерево.

* * * * *

Как-то раз учитель делал себе бутерброд с сыром.
Шатающаяся рядом ворона резким движением схватила сыр и улетела с ним на дерево.
Учитель улыбнулся и сделал себе другой бутерброд.
Ворона резко спикировала и вновь ухватила сыр.
Учитель нахмурился и сделал себе третий бутерброд.
Ворона вразвалочку, этак с наглецой подошла и потянулась к сыру.
Учитель улыбнулся своей нехорошей мудрой улыбкой и сделал себе бутерброд с вороной.
И съел.

*****

Однажды к Учителю пришёл некий богатый вельможа.
- Учитель! – сказал он. – Мне скучно жить!
- Мне сплясать? – ехидно поинтересовался Учитель.
- Ну что вы, Учитель, - смутился вельможа.
- Тогда сам спляши, - хладнокровно предложил Учитель.
Вельможа только поморщился.
- Значит, тебе хочется скучно жить, - заключил Учитель.

* * * * *

Однажды Учителя спросили:
- Каким образом лучше почтить богов? Принести ли в жертву овцу, или зажечь благовония, или возложить к их изображениям цветы?
- Самое правильное – выпить в их честь сакэ! – не задумываясь, ответил Учитель.

* * * * *

Юный Сяо слушал лекцию Учителя невнимательно, и вообще занимался какой-то хренью…
- Сяо, что ты в данный момент делаешь? – сурово спросил Учитель.
Застигнутый врасплох юный Сяо покраснел и пробормотал:
- Играю в «морской бой», Учитель…
- Слушай сюда, - сказал Учитель. – Я разрешаю тебе вместо лекции играть в «морской бой». Только, будь добр, делай это идеально.
Юный Сяо целую ночь думал над словами Учителя. Утром он ушёл из монастыря.
Через год он был старшим матросом, через пять лет – капитаном, через пятнадцать – адмиралом императорской эскадры.

* * * * *

Учитель шёл по улице. На перекрёстке один нищий попросил у него милостыню.
Учитель мягко улыбнулся и подал нищему юань.
На следующем перекрёстке уже двое нищих клянчили у Учителя подаяние.
Учитель мягко улыбнулся и подал каждому нищему по юаню.
В конце улицы уже десяток нищих тянули к Учителю руки с мольбой.
Учитель мягко улыбнулся и пустил в ход свою тяжёлую бамбуковую палку.

* * * * *

К Учителю пришёл один восторженный неофит с фанатичным блеском в глазах.
- Учитель! – сказал он. – Правда ли, что вы так святы, что можете, к примеру, прыгнуть в пропасть без всякого вреда для себя?
- Несомненно, - согласился Учитель.
- А правда ли, Учитель, - продолжал пришедший, - что вы своей святостью можете удержать в воздухе прыгающего вместе с вами?
- Запросто, - не моргнув глазом, ответил Учитель.
- Я хотел бы испытать это, о Учитель! – взмолился неофит.
- Без проблем, - согласился Учитель, подходя к обрыву. – Прыгаем на счёт «три». Готов? Раз, два, три!
Раздался вопль. Учитель (который и не думал прыгать) хладнокровно проводил взглядом падающее тело.
- Ну зачем вы уж так-то, Учитель? – с мягким упрёком сказали ему любопытствующие ученики.
- А вдруг я недостаточно свят? – спросил Учитель.
И попробуйте возразить.

* * * * *

Учитель был частым, даже, пожалуй, очень частым гостем в квартале красных фонарей. Прослышав об этом, некий монах решил его укорить:
- Как можно, Учитель? – возмущённо вопрошал он. – Вы обладаете такой великой мудростью, а между тем ходите к гейшам и занимаетесь… этим…
- Не понял, - удивился Учитель. – А с какой стати великая мудрость должна мешать мне этим заниматься?

* * * * *

Однажды Учитель собрал послушников и принялся рассказывать:
- Мне снилось, что я лев, удирающий от стаи мартышек. Как, по-вашему, что может означать этот сон?
Ученики наперебой начали предлагать варианты. Один говорил, что мартышки символизируют людские пороки, другой предполагал в них неудачные жизненные обстоятельства, третий вообще ударился в мистику и скоррелировал мартышек с тёмными астральными сущностями.
Учитель слушал их и мрачнел на глазах. Наконец он не выдержал и сказал:
- А я думаю, что этот сон означает…
Ученики приготовились внимать величайшей мудрости.
- А я думаю, - рявкнул Учитель, - что вы меня достали, бездари и двоечники несчастные! Уйду-ка я в отпуск!
И ушёл.

* * * * *

В монастыре праздновали наступление Месяца Звенящей Воды. Учитель ничтоже сумняшеся мешал водку с портвейном, запивал коньяком, полировал всё это тёмным пивом и вообще был весел как птичка.
- Учитель, - жалостливо говорили ему потрясённые ученики, - побойтесь богов. Вы представляете, что с вами будет утром?
Учитель ханжески возводил глаза к небу и проникновенно говорил:
- Испытания облагораживают душу. Мои завтрашние страдания будут таковы, что карма моя очистится на двадцать лет вперёд!
Ученики почтительно внимали и про себя восхищались подобным духовным подвигом.
О том, что у него на утро заначен жбан рассола и упаковка холодного пива, Учитель распространяться не стал.

*****

Однажды Учителя спросили:
- Учитель, вы могли бы доступно объяснить, что такое электричество?
- Видишь ли, - ответил Учитель ищущему, - это довольно объёмное понятие. Подобно тому, как друза кристаллов имеет невероятное количество граней, так же и термин «электричество» имеет множество различных аспектов. Да, один из аспектов могу объяснить доступно.
- Прошу вас, Учитель, - взмолился ищущий.
Учитель взял свою тяжёлую бамбуковую палку и от души треснул ищущего по башке.
- Вот, в частности, электричество бьётся током, - невозмутимо заметил Учитель.

* * * * *

Как-то раз ученики сидели с удочками на берегу и ловили рыбу. Подошёл Учитель.
- Не клюёт? – спросил он.
- Не клюёт, - со вздохом сказали ученики.
- И не будет, - сказал Учитель. – У рыб нет клюва.
Потрясённые такой мудростью Учителя ученики перестали маяться дурью и притащили бредень.

* * * * *

Юный Сяо, один из лучших учеников, решил сделать сад камней дзен. Но, как он ни бился, ему никак не удавалось сделать так, чтобы пятнадцатый камень был незаметен с любого ракурса.
Подошёл Учитель:
- Проблемы? – спросил он.
- Никак не могу скрыть пятнадцатый камень, - пожаловался юный Сяо.
Учитель подумал и сказал:
- Да выкинь его вообще нахрен.
Юный Сяо ошалел от такого гениального решения Учителя и тут же обрёл просветление.

* * * * *

Однажды Учитель оборвал лекцию на полуслове, деловито подоткнул полы своей шафранной рясы и полез по пожарной лестнице на крышу.
Ученики, как и подобает истинным ученикам, последовали за ним.
Учитель удобно развалился на крыше и внезапно посмотрел на учеников так, словно видит их впервые.
- Я вообще-то собрался полюбоваться радугой, - строго сказал он.
Ученики послушно вперились взглядом в низкое свинцовое небо.
- Но… никакой радуги нет, Учитель, - робко сказали они.
Учитель нахмурился и спросил:
- А зачем тогда лезли?

* * * * *

Однажды Учитель поставил чайник на огонь и забыл о нём. Чайник благополучно расплавился. Другой бы на месте Учителя расстроился, но разве Учитель позволит себе такую глупость?
- Это знак, который послали мне небеса, - сказал сам себе Учитель. – Видимо, сегодня мне чай вреден.
И пошёл пить пиво.

* * * * *

Однажды к Учителю пришла группа паломников. Учитель сидел в полутёмном зале для медитаций и тихонько напевал себе под нос матерные частушки на санскрите.
- Учитель, - робко сказали паломники. – А покажите нам какое-нибудь простенькое чудо?
- Пжалста, - сказал Учитель.
Он хлопнул в ладоши и громко объявил:
- Да будет свет!
В зале для медитаций вспыхнули лампы.
«Он настоящий святой», - подумали паломники.
«Хорошая вещь – сенсорные выключатели», - подумал Учитель.

* * * * *

Однажды к Учителю пришёл любопытный паломник.
- Учитель! – сказал он. – А вы можете лежать на гвоздях?
- Ну, могу, в принципе, - удивлённо согласился Учитель.
- Ой, а покажите! – взмолился паломник.
Учитель пожал плечами, высыпал на пол два ящика гвоздей, постелил сверху матрас и аккуратно улёгся.
- Нет, это неправильно, - с упрёком сказал паломник. – Гвозди надо вбить в доску, остриями вверх! И вот на этом лежать!
- Мужик, ты что, дурак? – вежливо спросил Учитель.

* * * * *

Однажды ученики красили монастырский забор. Медленно и лениво, с бесконечными перекурами. Подошёл Учитель.
- Скучное занятие, - заметил он. – Предлагаю прекратить красить и вместо этого написать на заборе что-нибудь. Ну, сами понимаете что, не маленькие.
Обрадованные ученики тут же изрисовали весь забор непристойными иероглифами.
- Ну что это за детский сад? – поморщившись, сказал Учитель. – Уж если писать – так от души, чтоб издали было видно! Ну-ка, делайте буковки покрупнее. Я разрешаю.
Ученики оторвались по полной и изобразили просто-таки гигантские иероглифы.
- Слабенько, слабенько, - сказал Учитель. - Что это за тощий шрифт? Сделайте-ка потолще.
Ученики напряглись и подкрасили иероглифы со всех сторон.
- Ещё, - сказал Учитель.
Ученики увлеклись и сделали иероглифы такой толщины…
Что свободного места на заборе не осталось.
- Вот и молодцы, - сказал Учитель, любуясь на свежевыкрашенный забор.

*****

Однажды ученики пришли к Учителю и спросили:
- Учитель, а вы не боитесь ходить ночью по тёмным подворотням? Вдруг к вам привяжутся какие-нибудь гопники, не слышавшие о вашей мудрости?
Учитель смиренно ответил:
- После краткой беседы со мной они, несомненно, просветлятся и задумаются о своей жизни.
- Наверное, вы прочтёте им гениальную проповедь? – восхищённо предположили ученики.
Учитель улыбнулся своей нехорошей мудрой улыбкой и сказал:
- Нет. Просто у меня всегда с собой тяжёлая бамбуковая палка.

*****

Как-то раз к Учителю пришли любопытствующие паломники и спросили:
- Учитель! Вы умеете летать?
- Несомненно, - согласился Учитель. – Более того, умение летать заложено в природе любого человека.
- Правда, что ли? – замирая от восхищения, ахнули паломники.
- Правда-правда, - подтвердил Учитель. – К сожалению, только в одном направлении. Вниз.

*****

Однажды Учителя спросили:
- Какое ваше любимое растение?
- Кактус, - ответил Учитель.
- Почему? – удивлённо спросили ищущие.
- А шоб не поливать! – охотно объяснил Учитель.

*****

Однажды Учитель в очередной раз удалился от мира и одиноко жил в своей хижине на вершине горы Фэйхуаньшань.
Как-то раз к нему припёрся один склочный вайшья и, с целью постебаться над Учителем, спросил его:
- Не знаешь ли ты, Учитель, какой сегодня курс юаня?
- Подожди немного, - смиренно сказал Учитель. – Сейчас я помедитирую в своей хижине и отвечу тебе.
Выйдя через минуту из хижины, Учитель назвал чёткую цифру.
Вайшья немедленно пустился в обратный путь. Достигнув к вечеру города, он первым делом уставился на ближайшую вывеску обменника. Цифры абсолютно совпадали.
«Всё-таки Учитель – святой», - почтительно подумал вайшья.
«Хорошая вещь – спутниковый интернет», - подумал в ответ Учитель.

*****

Однажды Учителя спросили:
- Чем отличается плохой поэт от хорошего?
- Плохой поэт пишет плохие стихи, а хороший – хорошие, - ответил Учитель.
- Логично, - согласились спрашивающие.
- А гениальный поэт, истинно познавший дзен, вообще ничего не пишет, - добавил Учитель.

*****

Однажды Учителя спросили:
- Учитель, вы боитесь пауков?
- А чего их бояться? – удивился Учитель.
Спрашивающий замялся:
- Ну-у-у… как же… они такие… противные…
- На себя посмотри, да? – заметил Учитель.

*****

Однажды в окрестностях монастыря, где в это время жил Учитель, выпал зелёный снег. Потрясённые крестьяне пришли к Учителю, умоляя его растолковать это знамение.
- Что нас ожидает? – спрашивали они. – Война, засуха, наводнение? Чем мы прогневили богов? Как всё это можно объяснить?
- Очень просто, - ответил Учитель. – Наверняка гайдзины построили неподалёку химзавод.

*****

Однажды Учителя спросили:
- Скажите, Учитель, что, по вашему мнению, представляет в телевизоре наибольшую ценность?
- Коробка из-под телевизора, - немедленно ответил Учитель.

*****

Однажды к Учителю пришли ищущие.
- Скажите, Учитель, - почтительно спросили они, - что вы будете делать, если встретите в лесу тигра?
- Съем, - хладнокровно ответил Учитель.
- Гм, - недоверчиво сказали ищущие. – А если тигр будет, мягко говоря, против?
- Ну, значит, не съем, - легко согласился Учитель.

*****

Однажды Учителю (как и положено всякому порядочному учителю) приснился сон о том, что он мотылёк. Проснувшись, Учитель (как и положено всякому порядочному учителю) начал рефлексировать – кто же он на самом деле?
- Будем рассуждать логически, - сказал Учитель вслух. – Предположим, я мотылёк, которому снится, что он Учитель. Хорошо, допустим. Но! Может ли быть у мотылька в холодильнике холодное пиво?
С этими словами Учитель сунул ноги в тапочки и пошёл к холодильнику. Нащупав запотевшую бутылку, он удовлетворённо кивнул:
- Вот всё и выяснилось. Ни хрена я никакой не мотылёк!
И полез за открывашкой.

* * * * *

Однажды послушники растолкали Учителя в четыре часа утра и восторженно сказали:
- Учитель, послушайте, как божественно прекрасно поёт этот соловей! Как вы думаете, что заставляет его сердечко так трепетать, и вкладывать всю душу в пение?
- Бабу он хочет, вот и выпендривается, - недовольно буркнул разбуженный Учитель.
И попробуйте возразить.

* * * * *

Однажды к Учителю пришли паломники из далёкого индийского монастыря.
- Учитель! – сказали они, низко поклонившись. – Мы хотели бы преподнести вам в дар свиток со священным изображением.
С этими словами паломники развернули свиток. Там был нарисован круг с точкой посередине.
Учитель был немного не в духе.
- Ни фига себе! – сказал он, поглядев на рисунок. – Вот это жопа!
- Да вы что, Учитель? – обиделись паломники. – Это священный символ Солнца!
- Н-да? – сказал Учитель. – А по-моему, это всё-таки жопа… Впрочем, всё зависит от настроения смотрящего.
И попробуйте возразить.

* * * * *

Как-то раз Учителя позвали кататься на горных лыжах. Первый раз в жизни. Ученики были в шоке.
- Учитель! – заботливо говорили они. – В вашем возрасте это может быть опасно! А вдруг вы сломаете ногу?
- Я буду очень осторожен, - клятвенно пообещал Учитель.
Через три дня бодрый и загоревший Учитель вернулся в монастырь. Ученики сбежались, окружив его заботливой стайкой.
- Вы в порядке, Учитель? – обеспокоенно спросили они.
Учитель тяжело вздохнул:
- Всё-таки сломал ногу, - нехотя признался он.
Ученики ахнули.
- И не одну, - добавил Учитель.
Ученики ахнули ещё громче.
- Штук пять, наверное, - прикинул Учитель.
Ученики тупо вылупились на любимого наставника.
- Да не себе! – объяснил Учитель. – Еду я спокойно по склону, никого не трогаю, а на пути мне постоянно кто-то попадается. Нет, чтобы в сторонку отойти!
Мораль: если на тебя наезжает Учитель – постарайся увернуться.

* * * * *

Однажды Учитель, сидя в зале для медитаций, чинил табуретку. И, натурально, заехал себе молотком по пальцу.
- А, чтоб тебе, Будда тебя за ногу, тройным заплывом через сигмовидную кишку, в девятнадцатой жизни возродиться зачуханным глистом, обитающем в заднице другого глиста! – кратко выразил свои чувства к молотку Учитель.
Ученики зааплодировали.
Учитель театрально раскланялся и для усиления эффекта яростно швырнул молоток в стену.
Штукатурка треснула и из древнего тайника на пол хлынули драгоценные камни.
- Ой, блин, - растерянно сказал Учитель.
Ученики зааплодировали ещё сильнее.
Мораль первая: даже если Учитель ругается – у него есть чему поучиться.
Мораль вторая: действия Учителя всегда верны, даже если он сам об этом не знает.

* * * * *

Однажды Учитель шёл по своим делам через глухой лес. Один, без учеников. На заброшенной тропинке его встретил известный всей провинции разбойник Го Пу Ник. На его несчастье, Учителя в лицо он не знал.
- Слышь, чувак, - сказал он в своей обычной манере, небрежно сплёвывая шелуху от семечек. – Дай позвонить, а?
- Без проблем, - согласился Учитель.
Он как-то хитро повёл рукавом, и в воздухе повис здоровенный колокол. Тонн этак на пятнадцать.
- Звони, - велел Учитель.
Разбойник понял, с кем имеет дело и попытался удрать. Но тяжёлая бамбуковая палка Учителя была наготове.
- Ты позвонить хотел, - напомнил Учитель, после того, как с полчаса вразумлял разбойника по почкам.
Кряхтя от боли, забыв про семечки, разбойник подковылял к колоколу и взялся за канат.
Звонил он долго. До самого вечера. А учитель сидел рядом на травке, попивал сакэ и выразительно помахивал тяжёлой бамбуковой палкой.
К закату разбойник упал без сил.
- Чё, не дозвонился? – ласково поинтересовался Учитель.
Разбойник помотал головой.
- Наверное, абонент не в сети, - участливо заметил Учитель.

* * * * *

Однажды Учитель в окружении учеников шёл из Мэйлиня в Хэйань. По дороге
их застиг страшный ливень. Учитель как-то хитро взмахнул рукавом и над ними
образовался клочок ясного неба. Везде лил дождь, а в радиусе пятидесяти локтей
вокруг Учителя было сухо.
Ученики моментально смекнули, что в присутствии Учителя никакая непогода им
не страшна.
В другой раз Учитель направлялся из Бэйго в Дулянь. Памятуя о способностях
Учителя, ученики разоделись в нарядные кимоно и зонтики с собой брать не стали.
Разумеется, в дороге их застала буря. Учитель вытащил из складок рясы зонт,
раскрыл его над головой и невозмутимо зашагал дальше.
- Учитель, почему вы не велите тучам разойтись? – спросили насквозь промокшие
ученики.
- Я вам что, ярмарочный фокусник? – возмутился Учитель. – Чудеса – они штука
сложная и просто так по заказу не делаются!!!
- Но ведь в прошлый раз… - промямлили ученики.
- В прошлый раз я забыл дома зонтик, - нехотя признался Учитель.

*****

Как-то раз к Учителю пришли паломники. Учитель принял их очень радушно,
охотно трепался за жизнь и щедро делился знанием.
Разговор зашёл о ритуализированном поведении.
- Вот скажите, Учитель, - спросили паломники, - есть у вас в обыденной жизни
какие-то свои устоявшиеся ритуалы?
- А как же! – заявил Учитель. – Вот например, я не могу заснуть, пока не совершу
пять-шесть убийств.
Паломники посмотрели на невозмутимое лицо Учителя и мелко кланяясь, начали
опасливо отползать к выходу.
- Я вообще-то комаров имею в виду, - заметил Учитель. – А вы что подумали?

©

---

I am

04.11.2014 в 08:57

Пишет  Понка:

Перфекцехуист — человек, который хотел бы сделать идельно, но сойдет и так.
(с)

---

Братство прерафаэлитов

25.02.2010 в 13:47

Пишет  *Незабудка*:

Dante Gabriel Rossetti
Последний из участников Братства, занимавшихся живописью.

Сивилла

Ещё 10

Pia de Tolomei




Зелёные рукава


Возлюбленная


Вероника Веронезе


Юность девы Марии


Приветствие Беатриче


Приветствие Беатриче


Видение Фьяметты

@темы: прерафаэлиты

---

ей было двадцать англичанка
картава но мила собой
подумал холмс кишки снимая
с обой

© svirt

---

Редьярд Киплинг, Как появились первые броненосцы

Я хочу рассказать вам, милые мои, еще одну сказочку из очень отдаленных
времен. Был на свете тогда Забияка Колючий Ежик, и жил он на берегу быстрой
реки Амазонки, питаясь улитками и слизняками. У него была приятельница
Медлительная Степенная Черепаха, которая также жила на берегу быстрой реки
Амазонки и питалась зеленым салатом и всякой травой.
Так-то, милые мои!
В те же отдаленные времена жил-был Пятнистый Ягуар. Он также обитал на
берегу быстрой реки Амазонки и питался всем, что только мог поймать. Если
ему не попадались олени или обезьяны, он ел лягушек и жуков. Если он не
находил лягушек и жуков, то бежал к своей матери Ягуарихе, которая учила
его, как есть ежиков и черепах.
Она часто повторяла ему, грациозно помахивая хвостом:
- Сын мой, когда ты найдешь ежика, то брось его в воду и он
развернется. Когда же ты найдешь черепаху, то выцарапай ее лапой из-под ее
рогового щита.
Так-то, милые мои!
В одну прекрасную ночь Пятнистый Ягуар нашел под стволом упавшего
дерева Забияку Колючего Ежика и Медлительную Степенную Черепаху. Убежать им
не удалось, и потому Забияка Колючий Ежик свернулся в клубочек - недаром он
был ежиком, а Медлительная Степенная Черепаха, насколько возможно было,
втянула голову и ножки под роговой щит - недаром она была черепахой.
Так-то, милые мои!
- Вот затруднение! - воскликнул Пятнистый Ягуар. - Мать учила меня,
что, когда я встречу ежика, надо бросить его в воду и он развернется, а если
я встречу черепаху, то должен выцарапать ее лапой. Теперь кто ж из вас ежик,
а кто черепаха? Клянусь своей пятнистой шкурой, я не знаю.
- Ты не спутал ли, чему тебя учила мама? - спросил Забияка Колючий
Ежик. - Может быть, она сказала, что черепаху надо развернуть, а ежика
выцарапать лапой?
- Ты не спутал ли, чему тебя учила мама? - спросила Медлительная
Степенная Черепаха. - Может быть, она сказала, что ежика надо выцарапать, а
черепаху бросить в воду?
- Кажется, что не так, - ответил Пятнистый Ягуар, порядком озадаченный.
- Пожалуйста, повторите еще раз, да только яснее.
- Если ты выцарапаешь лапой воду, то развернешь ежика, - сказал Колючий
Забияка.- Хорошенько запомни, это очень важно.
- Однако, - перебила Черепаха, - если ты выцарапаешь мясо, то уронишь
черепаху. Неужели ты не понимаешь?
- Ну вас совсем. Я ваших разъяснений не спрашиваю. Мне нужно знать
одно: кто из вас ежик, а кто черепаха.
- Этого я тебе не скажу, - ответил Колючий Забияка. - Но ты можешь,
если угодно, выцарапать меня из-под моего щита.
- Ага! - воскликнул Пятнистый Ягуар. - Вот ты и проговорился. Теперь я
знаю, что ты черепаха. Ты думал, я не узнаю? Как же!
Пятнистый Ягуар протянул свою лапу, а в это время Ежик свернулся
клубочком, и, конечно, иглы впились в лапу Ягуара. Но хуже всего то, что
Ягуар отбросил Колючего Забияку в кусты, где было так темно, что он не мог
его найти. От боли Ягуар сунул лапу в рот, но иглы от этого вонзились еще
глубже. Как только он был в состоянии вымолвить хоть слово, то воскликнул:
- Теперь я знаю, что ты не черепаха.
- А впрочем, - добавил он, почесывая затылок здоровой лапой, - почем
знать, что другая действительно черепаха?
- Конечно, я черепаха, - сказала Медлительная Степенная особа. - Твоя
мама была права. Она говорила, что ты должен меня выцарапать из-под щита.
Ну, начинай!
- Только что ты рассказывала совсем другое, - ответил Пятнистый Ягуар,
выбирая занозы из своей лапы. - Ты уверяла, что мама учила меня как-то
иначе.
- Может быть, я и уверяла, что она учила иначе, что ж такого? Если она
говорила то, что ты говорил, будто я говорила, то это все равно, как если б
я сказала то, что она сказала. А если ты думаешь, что она учила тебя
развернуть меня лапой, то это уже не моя вина.
- Но ведь ты же хотела, чтобы я попробовал выцарапать тебя из-под щита?
- спросил Пятнистый Ягуар.
- Подумай хорошенько, тогда ты вспомнишь, что ничего подобного не было.
Я тебе говорила, что твоя мать тебе говорила, чтобы ты выцарапал меня из-под
щита, - сказала Черепаха.
- Что, если я попробую? - спросил Пятнистый Ягуар, нерешительно
протягивая лапу.
- Не знаю, меня еще никогда не выцарапывали. Но если хочешь посмотреть,
как я плаваю, то брось меня в воду.
- Не верю я тебе, - сказал Пятнистый Ягуар. - Ты меня сбила с толку
тем, что мама говорила и что ты говорила. Теперь я сам не знаю, стою ли я на
голове или на своем пестром хвосте. Когда ты говоришь ясно, то я путаюсь еще
больше. Мама сказала мне, что одного из вас надо бросить в воду. А ты так
добиваешься, чтобы я тебя бросил в воду, что, вероятно, совсем этого не
хочешь. Ну так прыгай же в быструю Амазонку, да поживее!
- Предупреждаю тебя, что твоя мама будет недовольна. Не говори ей, что
я тебе этого не говорила, - ответила Черепаха.
- Если ты скажешь еще одно слово о том, что сказала моя мать, - начал
Ягуар, но оборвал свою речь, так как Черепаха преспокойно нырнула в
Амазонку, долго плыла под водой и наконец вышла на берег в том месте, где ее
ожидал Колючий Забияка.
- Насилу-то спаслись! - воскликнул Ежик. - Не нравится мне этот
Пятнистый Ягуар. Что ты ему сказала?
- Я честно призналась, что я честная черепаха, но он не поверил и велел
мне прыгнуть в воду, чтобы посмотреть, действительно ли я черепаха. Когда он
в этом убедился, то был очень удивлен. Теперь он все расскажет своей маме.
Вот послушай!
Пятнистый Ягуар рычал под деревьями на берегу быстрой Амазонки до тех
пор, пока к нему не пришла его мать.
- Сынок, сынок! - несколько раз повторила мать, грациозно виляя
хвостом. - Зачем ты делал то, чего не надо было делать?
- Я тронул зверька, который хотел, чтобы я его выцарапал, и занозил
себе лапу, - жаловался Пятнистый Ягуар.
- Сынок, сынок! - твердила мать, грациозно виляя хвостом. - По твоим
занозам я вижу, что это был ежик. Ты должен был бросить его в воду.
- Я бросил в воду другого зверька. Он называл себя черепахой, но я не
поверил, а оказывается, что это была правда. Он нырнул в быструю Амазонку и
больше не вылезает, а я до сих пор ничего не ел. Пойдем лучше поищем себе
другую квартиру. Здесь, на берегу Амазонки, звери для меня слишком умны.
- Сынок, сынок! - сказала мать, грациозно повиливая хвостом. - Слушай
внимательно и постарайся запомнить мои слова. Еж свертывается клубочком, и
его иглы торчат во все стороны. По этому признаку ты всегда можешь узнать
ежа.
- Не нравится мне старая Ягуариха, - шепнул Колючий Забияка,
спрятавшийся под тенью большого листа. - Интересно, что она еще ему скажет.
- Черепаха не может свертываться, - продолжала Ягуариха, грациозно
повиливая хвостом. - Она только втягивает голову и ножки под щит. По этим
признакам можно всегда узнать черепаху.
- Мне совсем, совсем не нравится старая Ягуариха, - заявила
Медлительная Степенная Черепаха. - Даже такой остолоп, как Пятнистый Ягуар,
не забудет этих указаний. Ужасно жаль, что ты не умеешь плавать, Ежик.
- Что обо мне говорить? - возразил Ежик.
- Подумай сама, как хорошо было бы, если бы ты могла сворачиваться
клубочком. Постой, что там бормочет Пятнистый Ягуар?
Пятнистый Ягуар сидел на берегу быстрой Амазонки и, вытаскивая
оставшиеся еще иглы из своей лапы, говорил нараспев:
"Коль плывет, а не свернется,
Черепахою зовется.
Не плывет, зато свернется,
Значит, Ежиком зовется".
- Этого он и через месяц не забудет, - сказал Колючий Забияка. -
Поддержи мне голову, Черепаха. Я хочу поучиться плавать; может, приго-
дится!
- Отлично! - ответила Черепаха и поддерживала Ежика, пока он барахтался
в бурных волнах Амазонки.
- Из тебя выйдет хороший пловец, - сказала Черепаха. - А теперь
попробуй немного распустить задние чешуи моего щита. Я попытаюсь свернуться.
В жизни это может пригодиться.
Ежик распустил Черепахе задние чешуи щита, и после неимоверных усилий
ей удалось свернуться в маленький плотный комочек.
- Чудесно! - воскликнул Ежик. - Но теперь передохни, а то ты совсем
почернела от напряжения. Пожалуйста, поддержи меня еще разок, я хо- чу
немного поплавать.
Ежик упражнялся в плавании, а Черепаха плыла рядом с ним и помогала
ему.
- Превосходно! - воскликнула Черепаха. - Еще немного, и ты будешь
плавать, как рыба. Теперь будь так добр, распусти мне еще пару чешуек
спереди, и я попробую свернуться таким же очаровательным клубочком, как ты.
Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
- Великолепно! - сказал Ежик, еще весь мокрый после купания. - Уверяю
тебя, что я принял бы тебя за кого-нибудь из своих. Пары чешуек довольно?
Только, пожалуйста, гляди веселее и не пыхти так, а то Ягуар нас услышит.
Когда ты отдохнешь, поучи меня нырять. Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
Под руководством Черепахи Ежик попробовал нырять.
- Отлично! - сказала Черепаха. - Старайся задерживать дыхание, и ты
скоро уже сможешь лежать на дне быстрой Амазонки. Теперь я постараюсь
зацепиться задними ногами за собственные уши - ты говоришь, что это очень
удобно? Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
- Превосходно! - воскликнул Еж. - Только у тебя задние чешуйки
растянулись. Они уже не лежат рядом, как прежде, а переходят одна на другую.
- Это все от упражнения, - ответила Черепаха. - Я тоже замечаю, что у
тебя иглы слиплись. Ты теперь похож не на оболочку каштана, как раньше, а на
еловую шишку.
- В самом деле? - сказал Еж. - Это оттого, что я каждый раз мокну в
воде. Вот-то удивится Пятнистый Ягуар!
Они продолжали свои упражнения, помогая друг другу, пока не наступило
утро. Когда солнце взошло высоко, они отдохнули и обсохли. Тогда только они
увидели, что оба совсем переменились.
- Слушай, Ежик! - сказала Черепаха. - Я теперь не такая, как вчера. Уж
подурачу я Пятнистого Ягуара!
- Я тоже об этом думаю, - сказал Колючий Забияка. - Мне кажется, что
чешуя гораздо лучше защищает, чем иглы, не говоря уже о том, что с нею
удобно плавать. Ну уж и удивится Пятнистый Ягуар! Давай разыщем его!
Немного погодя они нашли Пятнистого Ягуара, который все сидел и сосал
лапу, которую накануне поранил. При виде их Ягуар так удивился, что три раза
перекувырнулся.
- Здравствуй! - сказал Забияка Колючий Ежик. - Как здоровье твоей
дорогой матушки?
- Спасибо, она здорова, - ответил Пятнистый Ягуар. - Но извини,
пожалуйста, я не могу вспомнить, как тебя зовут.
- Ты, однако, забывчивый! - сказал Еж.- Вчера в это самое время ты
пробовал выцарапать меня из моего щита.
- У тебя щита не было, были только иглы, - возразил Пятнистый Ягуар. -
Это я твердо знаю. Посмотри на мою лапу.
- Ты велел мне утопиться в быстрой Амазонке, - сказала Черепаха. -
Отчего же ты сегодня такой невежливый, что не признаешь нас?
- Разве ты не помнишь, что тебе говорила твоя мать? - продолжал Ежик:
"Коль плывет, а не свернется,
Значит, Ежиком зовется.
Не плывет, зато свернется,
Черепахою зовется".

Они оба свернулись клубочками и стали кататься перед Ягуаром до тех
пор, пока у него в глазах не зарябило. Тогда он побежал к своей матери.
- Мама, - сказал он, - сегодня в нашем лесу появились два новых
зверька. Один, про которого ты говорила, что он не может плавать, вдруг
плавает, а тот, про которого ты говорила, что он не может сворачиваться,
сворачивается клубочком. И они стали одинаковыми, чешуйчатыми, а прежде один
имел иглы, а другой был совершенно гладкий. К тому же они катаются вокруг
меня так, что смотреть больно.
- Сынок, сынок, - сказала мать, грациозно повиливая хвостом. - Ежик
всегда останется ежиком, а Черепаха - черепахой. Они не могут измениться.
- Нет, это не ежик и не черепаха. Они похожи друг на друга, и я не
знаю, как их зовут.
- Вздор! - воскликнула Ягуариха. - У каждого должно быть свое имя. Я
назвала бы их броненосцами, пока мы не разберемся, кто из них еж, а кто
черепаха. А впрочем, еще лучше оставить их в покое.
Пятнистый Ягуар послушался матери; он даже рад был отвязаться от этих
зверьков. Но удивительно, милые мои! С того дня и поныне на берегах бурной
Амазонки никто не называет Забияку Колючего Ежика и Медлительную Степенную
Черепаху иначе, как броненосцами. Ежи и черепахи водятся и в других местах
(даже в моем садике), но древний их род, живший в отдаленные времена на
берегах бурной Амазонки и отличавшийся свободными чешуйками, которые
находили одна на другую, до сих пор за свой ум носит название броненосцев.
Так-то, милые мои!

@темы: пятничная сказка, friday tale

---

ОМГ, нет, спасибо, я лучше дома посижу.

Ваш спутник на Балу Монстров

Подарок зимы

Эта зима наполнит вас ощущением спокойного уюта, когда все проблемы перестанут восприниматься, как самое главное в жизни, а всего лишь как то, что вам рано или поздно удастся преодолеть.

Главное, поверить в свои силы и оценить то хорошее, что есть в вашей жизни, и тогда его в самое ближайшее время обязательно станет гораздо больше!

Получить свой подарок зимы.

---

О, вот у меня полный jabble

28.10.2014 в 21:43

Пишет  Septimana:

Узнала, что в американском английском существует слово jabble и обозначает оно тот вид беспорядка, что царит в сумочках некоторых женщин: помада, колготки, ежедневник, бутерброд, собачий поводок и др.

---

Немного Нервно так чудесно играли в эфире Живых... Пока они играли, было хорошо, но теперь резко стало пусто и тоскливо.


Прослушать или скачать Немного Нервно Сияние бесплатно на Простоплеер


Прослушать или скачать Он с ней умеет летать бесплатно на Простоплеер

---

Мне почему-то ужасно грустно
Я почему-то куда-то мимо.
Жизнь проходит неуловимо.

Друзья мои бьются на стенах башен,
Фотографируют шторм в океане.
А я как ёжик в тумане.

Под башмаками - иней и листья.
Тени деревьев наги и ломки.
Был дом - остались обломки.

Все утешаю себя - ну брось ты,
Кутаюсь в шарф - а не помогает.
Болею? Бог его знает.

Но Ты не печалься, тоже мне важность:
Кофею сварим - вот и легчает.
Может, я так скучаю.

Ты уж не мерзни в своем Тобольске,
Куртку, что ли, надень потеплее...
(глупо - да как умею).

Что-то давление не на шутку,
Что-то письмо... всё пишу да правлю...
Все равно не отправлю...

(с) Тикки Шельен

---

Нил Гейман, Снег, зеркало и яблоко

Я не знаю, чем она была. Никто из нас не знает. Родившись, она убила свою мать, но и это недостаточное объяснение.

Меня называют мудрой, но я далеко не мудра, хотя и провидела случившееся обрывками, улавливала застывшие картины, притаившиеся в стоячей воде или в холодном стекле моего зеркала. Будь я мудра, то не попыталась бы изменить увиденное. Будь я мудра, то убила бы себя еще до того, как повстречала ее, еще до того, как на мне задержался его взгляд.

Мудрая женщина, колдунья — так меня называли, и всю мою жизнь я видела его лицо в снах и отражении в воде: шестнадцать лет мечтаний о нем до того дня, когда однажды утром он придержал своего коня у моста и спросил, как меня зовут. Он поднял меня на высокое седло, и мы поехали в мой маленький домик, я зарывалась лицом в мягкое золото его волос. Он спросил лучшего, что у меня есть: это ведь право короля.

Его борода отливала красной бронзой на утреннем солнце, я узнала его — не короля, ведь тогда я ничего не ведала о королях, нет, я узнала моего возлюбленного из снов. Он взял у меня все, что хотел, ведь таково право королей, но на следующий день вернулся ко мне, и на следующую ночь тоже: его борода была такой рыжей, волосы такими золотыми, глаза — синевы летнего неба, кожа загорелая до спелости пшеницы.

Когда он привел меня во дворец, его дочь была еще дитя, всего пяти весен. В комнате принцессы наверху башни висел потрет ее покойной матери, высокой женщины с волосами цвета темного дерева и орехово-карими глазами. Она была иной крови, чем ее бледная дочь.

Девочка отказывалась есть вместе с нами.

Не знаю, где и чем она питалась.

У меня были свои покои, а у моего супруга-короля — свои. Когда он желал меня, то посылал за мной, и я шла к нему и удовлетворяла его, и получала от него удовлетворение.

Однажды ночью через несколько месяцев после моего приезда ко мне пришла она. Ей было шесть. Я вышивала при свете лампы, щурясь от дыма и неверного мерцания пламени. А когда подняла глаза, увидела ее.

— Принцесса?

Она молчала. Глаза у нее были черные, как два уголька, волосы — еще чернее, а губы — краснее крови. Она поглядела на меня и улыбнулась. Даже тогда, в свете лампы, ее зубы показались мне острыми.

— Что ты делаешь в этой части дворца?

— Я есть хочу, — сказала она, как сказал бы любой ребенок.

Была зима, когда свежая еда — все равно, что мечты о тепле и солнечном свете, но с балки в моем покое свисала связка яблок, высушенных и с вынутыми косточками. Сняв одно, я протянула ей.

— Вот, возьми.

Осень — пора высушивания и заготовок, время сбора яблок и вытапливания гусиного жира. Тогда же близился праздник середины зимы, когда мы натираем гусиным жиром целую свинью и начиняем ее осенними яблоками, потом мы жарим ее в очаге или на костре и готовим пироги и клецки на шкварках.

Взяв у меня сушеное яблоко, она стала кусать его острыми желтыми зубами.

— Вкусно?

Она кивнула. Я всегда боялась маленькой принцессы, но в то мгновение сердце у меня растаяло, и кончиками пальцев я ласково коснулась ее щеки. Она посмотрела на меня и улыбнулась — она так редко улыбалась, — а потом вонзила зубы в основание моего большого пальца, в холмик Венеры, так что выступила кровь.

От боли и удивления я закричала, но она поглядела на меня, и крик замер у меня в горле.

А маленькая принцесса прильнула губами к моей руке и стала лизать, сосать и пить. Напившись, она ушла из моего покоя. У меня на глазах ранка начала затягиваться, рубцеваться, исцеляться. На следующий день остался только старый шрам, будто я порезалась карманным ножиком в детстве.

Она заморозила меня, завладела мной, подчинила себе. Это напугало меня больше, чем то, что она напиталась моей кровью. После той ночи я с наступлением сумерек стала запирать свою дверь, закладывать в скобы оструганный ствол молодого дубка и приказала кузнецу выковать железные решетки, которые он поставил мне на окна.

Мой супруг, моя любовь, мой король посылал за мной все реже и реже, а когда я приходила к нему, он был точно одурманен, беспокоен, растерян. Он больше не мог удовлетворить женщину, как пристало мужчине, и не позволял мне ублажить его ртом: в тот единственный раз, когда я попыталась, он дернулся и заплакал. Я отняла губы и крепко его обняла, и укачивала, пока рыдания не стихли, и он не уснул как дитя.

Пока он спал, я провела пальцами по его коже, — вся она была ребристой от множества старых шрамов. Но по первым дням нашей любви я помнила только один — в боку, где в юности его ранил вепрь.

Вскоре от него осталась лишь тень человека, которого я повстречала и полюбила у моста. Его кости синим и белым проступили из-под кожи. Я была с ним до конца: руки у него были холодны, как камень, глаза стали молочно-голубыми, его волосы и борода поблекли, потеряли блеск и обвисли. Он умер, не исповедавшись. Все его тело с ног до головы было в горбиках и рытвинах от застарелых крохотных шрамов.

Он почти ничего не весил. Земля промерзла, и мы не смогли вырыть ему могилу, а потому сложили курган из камней и валунов над телом — в дань памяти, ведь от него осталось так мало, что им погнушались бы даже дикие звери и птицы.

А я стала королевой.

Я была глупа и молода — восемнадцать весен пришли и ушли с тех пор, как я впервые увидела свет дня, — и не сделала того, что сделала бы сейчас.

Верно, я и сегодня приказала бы вырезать ей сердце. А еще приказала бы отрубить ей голову, руки и ноги. Я велела бы ее расчленить, а потом смотрела бы на городской площади, как палач добела раздувает мехами огонь, бесстрастно наблюдала бы, как он бросает в костер куски разрубленного тела. Вокруг площади я поставила бы лучников, которые подстрелили бы любую птицу, любого зверя, который посмел бы приблизиться к пламени, будь то ворон или собака, ястреб или крыса. И не сомкнула бы глаз до тех пор, пока принцесса не превратилась бы в пепел, и мягкий ветерок не развеял бы ее, как снег.

Но я этого не сделала, а за ошибки надо платить.

Потом говорили, что меня обманули, что это было не ее сердце, что это было сердце зверя — оленя, быть может, или кабана. Те, кто так говорил, ошибались.

Другие твердят (но это ее ложь, а не моя), что мне принесли сердце, и я его съела. Ложь и полуправда сыплются как снег, покрывая то, что я помню, то, что я видела. Чужой и неузнаваемый после снегопада край — вот во что она превратила мою жизнь.

Шрамы были на моей любви, на бедрах ее отца и на его чреслах, когда он умер.

Я с ними не пошла. Они забрали ее днем, пока она спала и была слабее всего. Они унесли ее в чащу леса, распустили на ней рубашку и вырезали ее сердце, а мертвое тело оставили в лощинке, чтобы его поглотил лес.

Лес — темное место, граница многих королевств, не нашлось бы ни одного глупца, кто стал бы утверждать свою над ним власть. В лесу живут преступники. В лесу живут разбойники, а еще волки. Можно десяток дней скакать по лесу и не встретить ни одной живой души, но все время за тобой будут наблюдать чьи-то глаза.

Мне принесли ее сердце. Я знала, что оно ее — ни сердце от свиноматки, ни сердце от голубки не продолжало бы вырезанное пульсировать и биться, как делало это.

Я отнесла его в свой покой. Я его не съела: я подвесила его на балке над моей кроватью, подвесила на нитке, на которую нанизала головки чеснока и ягоды рябины, оранжево-красные, как грудка малиновки.

За окном падал снег, скрывая следы моих охотников, укрывая ее крохотное тельце в лесу.

Я велела кузнецу снять решетки с моих окон и, когда клонился к закату короткий зимний день, подолгу сидела у окна, глядя на лес, пока не ложилась тьма.

В лесу, как я уже говорила, жили люди. Иногда они выходили из чащи на Весеннюю ярмарку — жадные, дикие опасные люди. Одни были уродами и калеками, жалкими карликами и горбунами, у других были огромные зубы и пустые глаза идиотов, у третьих — пальцы с перепонками, как у лягушки, или руки, как клешни у рака. Каждый год они выползали из леса на Весеннюю ярмарку, которую устраивали, когда сойдет снег.

В юности я работала на ярмарке, и лесной люд уже тогда меня пугал. Я предсказывала людям судьбу, высматривала ее в стоячей воде, а после, когда стала старше, в круге полированного стекла, обратная сторона которого была посеребренной — его мне подарил один купец, чью потерявшуюся лошадь я углядела в луже разлитых чернил.

И торговцы на ярмарке тоже боялись лесных людей: гвоздями прибивали свои товары к голым доскам козел — огромными железными гвоздями прибивали к дереву пряники и кожаные ремни. Если их не прибить, говорили они, лесные люди схватят их и убегут, жуя на бегу украденные пряники, размахивая над головой ворованными ремнями.

Но у лесного люда были деньги: монетка тут, монетка там, иногда испачканные зеленью или землей, и лица на монетах были незнакомы даже самым старым среди нас. Еще у них были вещи на обмен, и потому ярмарка процветала, служа изгоям и карликам, служа разбойникам (если они были осмотрительны), которые охотились на редких путников из лежащих за лесом стран, на цыган или на оленей. (В глазах закона это было разбоем. Олени принадлежали королеве.)

Медленно текли годы, и мой народ утверждал, что я правлю им мудро. Сердце все так же висело у меня над кроватью и слабо пульсировало по ночам. Если кто-то и горевал по ребенку, свидетельств того я не видела: тогда она еще наводила страх и люди считали себя счастливыми, что избавились от нее.

Одна Весенняя ярмарка следовала за другой: всего пять, и каждая следующая была унылее, беднее, скуднее предыдущей. Все меньше лесных людей приходили покупать наши товары. А те, кто приходил, казались подавленными и беспокойными. Торговцы перестали прибивать к козлам свой товар. На пятый год из лесу вышла лишь горсть людей — дюжина сбившихся от страха в кучку волосатых карликов. И никого больше.

Когда торги закончились, ко мне пришли распорядитель ярмарки и его паж. Первого я немного знала до того, как стала королевой.

— Я пришел к тебе не как к моей королеве, — сказал он. Я молчала. И слушала.

— Я пришел к тебе потому, что ты мудра, — продолжал он. — Ребенком, лишь посмотрев в лужу чернил, ты нашла потерявшегося жеребенка; девушкой, лишь посмотрев в свое зеркало, ты нашла потерявшегося младенца, который далеко ушел от своей матери. Тебе ведомы тайны, и ты можешь сыскать сокрытое. Что пожирает лесной люд, моя королева? — спросил он. — В будущем году Весенней ярмарки не будет вовсе. Путники из других королевств стали редки, лесные люди почти исчезли. Еще один такой год, и мы все умрем с голоду.

Я приказала служанке принести мне зеркало. Это была немудреная вещица, посеребренный сзади стеклянный диск, который я хранила завернутым в шкуру олененка в сундуке у себя в покое.

Мне его принесли, и я в него заглянула.

Ей было двенадцать — уже не малое дитя. Кожа у нее была все еще бледная, глаза и волосы — угольно-черные, губы — кроваво-красные. На ней была одежда, в которой она в последний раз покинула дворец, — рубаха и юбка, но теперь они были ей малы и многократно заштопаны. Поверх них она носила кожаный плащ, а вместо башмаков на крохотных ножках — два кожаных мешка, подвязанных шнурками. Она стояла в лесу за деревом.

Одно за другим я взяла три яблока и серебряной булавкой проколола на них кожуру. Потом опустила яблоки в серебряный таз и оставила их там, а первые в этом году крохотные снежинки медленно ложились на мое тело, на яблоки и на кровь.

Когда заря окрасила небо, я укуталась в серый плащ, одно за другими серебряными щипцами достала из серебряного таза красные яблоки, стараясь их не касаться, и положила в корзинку. На дне серебряного таза не осталось ни моей крови, ни бурой пыли, только зеленовато-черный осадок, похожий на ярь-медянку.

Таз я закопала в землю. Потом навела на яблоки чары (как когда-то, много лет назад, у моста наложила чары красоты на себя саму), чтобы они стали самыми чудесными яблоками на всем белом свете, и алые сполохи на их кожуре приобрели теплый цвет свежей крови.

Надвинув на лицо капюшон, я взяла с собой цветные ленты и украшения для волос, которыми прикрыла яблоки в камышовой корзинке, и одна пошла в лес, пока не пришла к ее жилищу: высокому утесу из песчаника, испещренному глубокими норами, которые уводили в темные недра.

Вокруг утеса росли деревья и высились валуны, и я незаметно переходила от дерева к дереву, от валуна к валуну, не потревожив ни веточки, ни упавшего листа. Наконец я отыскала себе укрытие и стала ждать — и наблюдать.

Несколько часов спустя из одной норы выбрался выводок карликов — уродливых и искривленных волосатых человечков, прежних обитателей этой земли. Теперь их редко встретишь.

Они скрылись в лесу и меня не заметили, хотя один остановился помочиться на валун, за которым я укрывалась.

Я ждала. Никто больше не появился.

Подойдя к норе, я позвала надтреснутым старушечьим голосом. Шрам на моей руке запульсировал, когда она вышла ко мне из темноты, одна и нагая. Ей, моей падчерице, было тринадцать лет, и ничто не портило совершенной белизны ее кожи, кроме багрового шрама под левой грудью, где давным-давно у нее вырезали сердце. Внутренняя часть ее бедер была испачкана влажной черной грязью.

Она всматривалась в меня, скрытую под плащом. И взгляд у нее был голодный.

— Ленты, пригожая девица, — прокаркала я. — Красивые ленты для ваших волос…

Улыбнувшись, она поманила меня к себе. Рывок — это шрам на моей руке потянул меня к ней. Я сделала то, что намеревалась, но много охотнее, чем хотела: я уронила корзинку и завопила, как трусливая старая торговка, которой прикидывалась, и побежала прочь.

Мой серый плащ был цвета леса, и ноги несли меня быстро, она не догнала меня.

Я же вернулась во дворец.

Дальнейшего я не видела. Но давайте представим себе, как разочарованная и голодная девушка возвращается в свою нору и находит на земле брошенную корзинку.

Что она сделала?

Мне хочется думать, что сперва она поиграла с лентами, вплела их в волосы цвета воронова крыла, обернула вокруг бледной шейки или тоненькой талии.

А потом из любопытства отодвинула тряпицу посмотреть, что еще есть в корзинке, и увидела красные-красные яблоки.

Разумеется, они благоухали свежими яблоками, но еще от них пахло кровью. А она была голодна. Представляю себе, как она берет яблоко, прижимает его к щеке, кожей ощущая его холодную гладкость.

И она открыла рот и глубоко вонзила в него зубы…

К тому времени, когда я достигла моего покоя, сердце, подвешенное на нити с потолочной балки — рядом с яблоками, окороками и вялеными сосисками, — перестало биться. Оно просто тихонько висело, недвижимое и безжизненное, и я снова почувствовала себя в безопасности.

Зимние снега легли высокими и глубокими и стаяли поздно. К наступлению весны мы все были голодны.

В тот год Весенняя ярмарка несколько ожила. Лесной люд был немногочислен, но пришел, а еще прибыли путники из земель за лесом.

Я видела, как волосатые человечки из пещеры в утесе торговались за куски стекла, обломки кристаллов и кварца. За стекло они заплатили серебряными монетами — добычей, принесенной с ночной охоты моей падчерицей, в этом у меня не было сомнений. Когда прошел слух, что именно они покупают, горожане побежали по домам и вернулись со своими амулетами из кристаллов, а несколько человек принесли даже оконные стекла.

Я было подумала, не приказать ли убить волосатых человечков, но не сделала этого. Пока с балки в моем покое сердце свисало недвижимое и холодное, мне ничто не грозило и лесному люду тоже, а значит — и жителям города.

Наступило мое двадцать пятое лето, моя падчерица съела отравленные плоды две зимы назад, когда в мой дворец пришел принц. Он был высоким, очень высоким, с холодными зелеными глазами и смуглой кожей тех, кто живет за горами. Он приехал со свитой, достаточно большой, чтобы его защитить, достаточно маленькой, чтобы другой правитель — я, например, — не счел ее возможной себе угрозой.

Я была практична: я подумала про союз между нашими землями, подумала про королевство, тянущееся от леса до самого моря на юге, подумала про моего златовласого возлюбленного, который уже восемь лет покоился в земле, и ночью пошла в покой принца. Я не невинная девица, хотя мой покойный супруг, который когда-то был моим королем, поистине был первым моим возлюбленным, что бы потом ни говорили.

Поначалу принц как будто возбудился. Он попросил меня снять рубашку и встать перед распахнутым окном подальше от очага, пока кожа у меня не стала холодной как камень. Потом он попросил меня лечь навзничь, сложить на груди руки и широко открыть глаза — но смотреть только в потолок. Он велел мне не двигаться и почти не дышать. Он молил меня не говорить ничего. Он раздвинул мне ноги.

И тогда он вошел в меня.

Когда же он начал двигаться во мне, я почувствовала, как поднимаются мои бедра, почувствовала, как сама двигаюсь ему под стать, вздох за вздохом, толчок за толчком. Я застонала — просто не могла сдержаться.

Его ствол выскользнул из меня. Протянув руку, я коснулась его — крохотной, скользкой козявки.

— Прошу, — шепотом взмолился он, — ты не должна ни двигаться, ни говорить. Просто лежи на камнях, такая холодная, такая прекрасная.

Я постаралась, но он утратил силу, которая придавала ему мужества, и довольно скоро я ушла из покоя принца, а в ушах у меня еще звучали его проклятия и слезы.

На следующий день рано утром он — уехал, забрав всех своих людей, — они поскакали в лес.

Представляю себе его чресла, пока он ехал, неудовлетворенность, камнем залегшую в основании его ствола. Воображаю себе его плотно сжатые губы. Потом представляю себе, как небольшой отряд едет по лесу и выезжает наконец к стеклянной гробнице моей падчерицы. Такая бледная. Такая холодная. Обнаженная под стеклом. Почти ребенок. Недвижима, мертва.

В моем воображении я почти чувствую, как внезапно отвердевает его ствол, вижу, как им овладевает похоть, слышу молитвы, которые он бормочет вполголоса, благодаря небеса за свою удачу. Я представляю себе, как он торгуется с волосатыми человечками, предлагает им золото и пряности в обмен на прекрасный труп под стеклянным саркофагом.

С готовностью ли они взяли золото? Или поглядели на его конную свиту, на острые мечи и копья и поняли, что иного выхода у них нет?

Не знаю. Меня там не было. В зеркало я не смотрела. Могу только воображать…

Руки, снимающие куски стекла и кварца с ее хладного тела. Руки, нежно гладящие ее хладную щеку, сдвигающие ее хладную руку, ликующие, что труп еще свеж и податлив.

Взял ли он ее прямо там, у всех на виду? Или велел перенести в укромное место прежде, чем войти в нее?

Мне неведомо.

Вытряхнул ли он яблоко у нее из глотки? Или, пока он вонзался в ее хладное тело, ее глаза медленно открылись? Раздвинулись ли ее губы, эти красные хладные губы, обнажились ли острые желтые зубы у смуглой шеи, когда кровь, которая есть жизнь, потекла ей в горло, смывая кусок яблока, смывая мой яд?

Мне остается только гадать. Наверняка я не знаю.

Вот что я знаю. — Ночью я проснулась от того, что ее сердце запульсировало и забилось опять. Сверху мне на лицо закапала соленая кровь. Я села. Рука у меня горела и гудела, будто по основанию большого пальца я ударила камнем.

В мою дверь барабанили. Я испугалась, но ведь я королева и не выкажу страха. Я распахнула дверь.

Первыми в мой покой вошли его воины и окружили меня, наставив на меня свои острые мечи и длинные копья.

Потом вошел он. И он плюнул мне в лицо.

Наконец в мой покой вошла она, как сделала это, когда я только стала королевой, а она была шестилетним ребенком. Она не изменилась. Ни в чем не изменилась.

Она дернула за нить, на которой было подвешено ее сердце. Она сорвала одну за другой ягоды рябины, сорвала головку чеснока, за столько лет совсем уже высохшую, потом взяла свое собственное, свое бьющееся сердце — маленькое, не больше чем у молочного козленка или медвежонка, а оно полнилось кровью, выплескивавшейся ей на руку.

Ногти у нее, наверное, были острые, как стекло: ими она разрезала себе плоть, проведя по пурпурному шраму. Ее грудь внезапно раззявилась — пустая и бескровная. Она лизнула разок свое сердце — а кровь все бежала у нее по рукам — и задвинула его глубоко под ребра.

Я видела, как она это делает. Я видела, как она снова закрыла и сдвинула плоть и кожу. Я видела, как пурпурный шрам начал бледнеть.

Ее принц поглядел на нее было беспокойно, но все же обнял за плечи, и они встали бок о бок и ждали. Но вместе с сердцем в нее не вошло тепло, и на губах у нее остался налет смерти, и потому его похоть ничуть не уменьшилась.

Они сказали мне, что поженятся, и два королевства действительно объединятся. Они сказали, что в день свадьбы я буду с ними.

Тут становится жарко.

Они оговорили меня перед моим народом, приправляя толикой правды похлебку, сваренную из лжи.

Меня связали и держали в крохотной каменной каморке под дворцом, в подземельях я пробыла всю осень. Сегодня за мной пришли. Сорвали с меня лохмотья и смыли грязь, потом побрили мне голову и пах и натерли мою кожу гусиным жиром.

Снег падал, пока меня несли — по мужчине на руку, по мужчине на ногу — всем напоказ, распятую и холодную через зимнюю толпу и затолкали в эту печь для обжига.

Моя падчерица стояла рядом со своим принцем. Она смотрела на меня, на мое унижение, но молчала.

Когда, глумясь, меня заталкивали в печь, я увидела, как одна снежинка легла ей на белую щеку и так и осталась на ней, не тая.

Они закрыли за мной дверцу печи. Тут становится все жарче, а там они поют, веселятся и стучат в железные стенки.

Она не смеялась, не глумилась, не говорила. Она не издевалась и не отвернула лица. Но она смотрела на меня, и на мгновение я увидела свое отражение в ее глазах.

Я не буду кричать. Этого удовольствия я им не доставлю. Тело мое они получат, но моя душа и моя история принадлежат только мне, со мной и умрут.

Гусиный жир начинает плавиться и блестеть. Я не издам ни звука. Больше я думать об этом не буду.

А стану думать про снежинку на ее щеке.

Думать про волосы, черные, как уголь, про губы, красные, как кровь, про кожу, белую как снег.

@темы: пятничная сказка, friday tale

---

И у меня ее нет

Мой мотиватор на сегодня

Нужна большая смелость, чтобы открыть кому-то свою мечту.

Эрма Бомбек, писатель-юморист

Получи свой мотиватор

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Гимн Атону, Валерий Брюсов

Прекрасен восход твой, о Атон живущий, владыка столетий!
Дивный, светлый, могучий, - любви твоей - меры нет, лучи твои - радость.

Когда ты сияешь, сердца оживают, обе земли веселятся.
Бог священный, создавший себя, сотоворивший все страны: людей, стада и деревья!

Ты светишь - и живо все! ты мать и отец для всех, чьи глаза сотворил ты!
Ты светишь - и видят все! все души ликуют о тебе, о владыко!
Когда ты уходишь, за край земли на закате, - все лежат, словно мертвые;
Пока ты не встанешь с края земли на восходе, - лица скрыты, носы не дышат.

Ты луч посылаешь - простираются руки, величая дух твой,
Ты в небе светишь - певцы и игральцы поют и трубят,
Ибо жизнь возродишь ты, красотой огнесветлой, искрой жизни!

И все ликуют во дворце Хатбенбена и во всяком храме,
И все ликуют во дворце Иахетатона, прекрасном месте,
Ибо им ты доволен, тебе приносят там тучные жертвы.

Чист, кто угоден - тебе, о живущий, - в своих праздничных хорах.
Все, что ты создал, радостно скачет пред твоим ликом,
Пред тобой веселится, Атон, горящий на небе каждый день!

Слава Атону, кто создал небо, чтобы светить с него!
Слава Атону, кто озирает с неб все, что создал он!
Слава Атону, в ком тысячи жизней, даруемых нам!

---

Говорят, дайри-магия - действенная вещь. Вот я наконец-то и добралась ее испробовать, правда, потребна мне даже не магия, а некий мощный астральный пинок, чтобы я прекратила уже страдать хуйней и занялась делом.

Вопрос: Пинок

1. Пинка на!		5	(100%)
Всего:		5